История восстания декабристов

Расплата за "воздух свободы"

Первый допрос Рылеева

В генерал-адъютантской комнате Зимнего дворца, куда Рылеева привели в половине двенадцатого ночи, сидели барон Толь и граф Бенкендорф. Оба они - в блестящих мундирах. Рылеев - в черном фраке, черном жилете и черном шейном платке - выглядел траурно. К тому же черные глаза его смотрели строго и печально, щеки впали. Только два арестованных декабриста успели до него пройти через эту комнату - Сутгоф и Щепин-Ростовский, оба военные.

Рылеев был спокоен. Скорбь о провале заветного дела сковала его словно лед. На генерал-адъютантов Толя и Бенкендорфа он смотрел с холодным равнодушием. Что им нужно узнать? Им ведь все известно - Ростовцев позаботился об этом. Нет, Рылеев не мог ошибиться на этот счет. После всеобщей присяги Николаю он, Рылеев, и его друзья по Северному обществу и без восстания оказались бы тут. А Ростовцев, Трубецкой, Якубович... В случае успеха восстания они - предателями счел их Рылеев - были бы судимы судом революционным.

Но признанию делопроизводителя Следственной комиссии Боровкова, Николай имел сведения о членах Северного общества, но не хотел начинать царствование с арестов (они последовали бы после); он надеялся начать его и без крови. Бестужевы, Каховский, сам Рылеев именно о том и говорили своим соратникам, что лучше быть взятым с оружием, в борьбе, чем сгинуть незаметно, быть тайно исторгнутым из общества, да так, что никто и не узнает, за какие дела...

Рылеев понял, что ему предстоит долгая и тяжелая борьба, что его не ждет ничего, кроме гибели. Нет, смерти он не боялся. Его пугало другое. Наверняка Николай и все эти Толи и Бенкендорфы будут стараться представить восстание Северного общества бессмысленным бунтом кучки злодеев...

После краткой беседы (ему было объявлено, что только чистосердечные признания могут облегчить его участь) Рылеева усадили за отдельный столик, на котором были чистая бумага, чернила и перо. Нужно было писать показания. Он взял перо. Толъ и Бенкендорф не спускали с пего глаз. Трудно было Рылееву ни в чем не ошибиться. Но уже в этом первом своем показании наметил он кое-какие линии своей тактики - еще семьдесят семь раз за семь месяцев крепостного заключения придется ему писать вот на таких нумерованных листах. В конце концов, когда следствие уже окончится, председатель комиссии отметит в донесении Николаю: "Рылеев не во всем сознаётся".

Рылеев мог себе представить, кого назвал Ростовцев. Рылеева, конечно. Своего друга - князя Оболенского. Двух Бестужевых - Александра и Николая. Пущина, Каховского, Одоевского, Сутгофа, Никиту Муравьева, Трубецкого, Кюхельбекера. Отрицать принадлежность их к Обществу не имеет смысла. О цели Общества - из-за чего вышли на площадь - нет нужды распространяться сразу - это слишком важная вещь, - нужно время, чтоб обдумать ответ...

"Положено было выйти на площадь и требовать Константина Павловича, - пишет Рылеев, - как императора, которому уже присягали, или, по крайней мере, его приезда в Петербург, полагая по разным слухам, что его задержали поляки". Вот как! Поляки! Никаких таких слухов не было... Были другие - что Константин арестован Николаем и т. п.

В середине своего показания Рылеев клеймит Трубецкого: "Князь Трубецкой должен был принять начальство на Сенатской площади. Он не явился, и, по моему мнению, это главная причина всех беспорядков и убийств, которые в сей несчастный день случились... Опыт показал, что мы мечтали, полагаясь на таких людей, каков князь Трубецкой".

Это не для следствия, а для себя. Рылеев жалуется - и кому! - на то, что по вине Трубецкого революция не удалась...

Трубецкой желает, вероятно, устраниться, очиститься... Нет, придется и ему взять на себя немалый груз: "Страшась, чтобы подобные же люди не затеяли чего-нибудь подобного на Юге, я долгом совести и честного гражданина почитаю объявить, что около Киева в полках существует Общество. Трубецкой может пояснить и назвать главных".

Ничего этого "пояснять" следствию было не нужно - Майборода, Шервуд и Бошняк уже сделали это. Николай знал про тайное общество "около Киева". Но пусть изменник Трубецкой повертится! Пусть предатель и переметчик (так казалось разгоряченному воображению Рылеева) попробует доказать, что он "чист".

Рылеев не просит пощады. Наоборот, он дает понять, что он - глава восставших ("посещали меня многие мои знакомые"; именно у него говорили "единогласно" члены Общества, а потом "все совокупно" решили "не присягать" и "выйти на площадь и требовать"). И как глава, как главный виновник, он просит "одной милости - пощадить молодых людей, вовлеченных в Общество". И тут же необдуманно призывает (и кого!) "вспомнить, что дух времени - такая сила, пред которою они не в состоянии были устоять". Дух времени! То есть железная логика истории.

Барон Толь прочитал все это. Он решил показать Рылееву, кем считает следствие как его самого, так и его единомышленников.

- Не вздор ли затевает молодость? - сказал он. - Не достаточны ли для нее примеры новейших времен, когда революции затевают для собственных расчетов?

Рылеев не стал спорить. Как пишет Толь, он "весьма холодно отвечал: невзирая на то, что вам всех виновных выдал, я вам скажу, что я для счастия России полагаю конституционное правление самым выгоднейшим и остаюсь при сем мнении".

Толь возразил: "С нашим образованием выйдет это совершенная анархия", - и тут же спохватился: "дух времени" и его с толку сбил, - значит с "хорошим", как скажем в Англии, "образованием" неплохо б было, а? - без самодержавия! Рылеев усмехнулся.

Допрос был окончен.

Но Рылеева ждала большая неожиданность - в соседней комнате, куда его вывел Толь, он увидел императора, который стоял, расставив ноги в блестящих ботфортах. Рылеев встретился с ним взглядом.

Какую тактику избрал царь в разговоре со своим главным врагом, мы не знаем. Ясно одно - он понял с первой же минуты, что Рылеева нельзя запугать. Вызови в нем злость, оскорби его - он замкнется. Грозить ему смертью бесполезно. Кандалами - того менее...

Очевидно, после нескольких осторожных фраз Николай нашел подходящую к этому случаю роль - нет, он не грозный, карающий монарх, он - первый гражданин Российской империи, человек, отец семейства.