История восстания декабристов

Подготовка к восстанию. Создание Северного общества

Амбициозные идеи Каховского

С Петром Григорьевичем Каховским Рылеев познакомился у Федора Глинки в начале 1825 года.

27-летний отставной кирасир был человеком одиноким и бедным - он владел каким-то очень незначительным поместьем в Смоленской губернии, а из родных его, очевидно, к этому времени никого не оставалось в живых. Во всяком случае - это был единственный декабрист, за которого во время следствия и суда не хлопотал никто: никто не просил о свиданиях с ним, не писал ему. Беден он был настолько, что Рылеев однажды заплатил за него портному. Вместе с тем Каховский был самолюбив и дерзок. После отставки он побывал за границей, где посещал лекции в университетах. Он много читал, знал несколько языков, интересовался экономикой и политикой. "Чтение всего того, что было известным в свете по части политической, дало наклонность мыслям моим", - писал он.

В 1825 году Каховский собирался ехать в Грецию, чтобы принять участие в освободительной войне. В следственных делах Каховский аттестуется как человек "отчаянный, неистовый". Товарищи-декабристы так отзывались о нем: "пылкий и решительный" (Оболенский), "пылкий характер, готовый на самоотвержение" (Рылеев); "готовый на обречение" (Штейнгель). А вот слова самого Каховского: "Я за первое благо считал не только жизнью - честью жертвовать пользе моего отечества. Умереть на плахе, быть растерзану и умереть в самую минуту наслаждения, не все ли равно? Но что может быть слаще, как умереть, принеся пользу?.. Увлеченный пламенной любовью к родине, страстью к свободе, я не видал преступления для блага общего. Для блага отечества я готов бы был и отца родного принести в жертву".

Вот как передает Рылеев историю своего знакомства с Каховским: "Приметив в нем образ мыслей совершенно республиканский и готовность на всякое самоотвержение, я после некоторого колебания решился его принять, что и исполнил, сказав, что цель общества есть введение самой свободной монархической конституции. Более я ему не сказал ничего: ни силы, ни средств, ни плана общества к достижению преднамерения оного. Пылкий характер его не мог тем удовлетвориться, и он при каждом свидании докучал мне своими нескромными вопросами".

Каховский стремился к немедленным действиям. Однажды - в начале 1825 года - он явился к Рылееву и сказал: "Послушай, Рылеев! Я пришел тебе сказать, что я решился убить царя. Объяви об этом Думе. Пусть она назначит мне срок".

"Я в смятении вскочил с софы, на которой лежал, - пишет Рылеев, - и сказал ему: "Что ты, сумасшедший! ты верно хочешь погубить Общество!" Засим старался я отклонить его от сего намерения, доказывая, сколь оное может быть пагубно для цели общества; но Каховский никакими моими доводами не убеждался и говорил, чтобы я насчет Общества не беспокоился, что он никого не выдаст, что он решился и намерение свое исполнит непременно".

Каховский не знал, что Северное общество не было еще готово к решительным действиям, ему казалось, что оно гораздо сильнее, чем это было на самом деле (такое мнение Рылеев намеренно поддерживал и в нем, и в других новопринятых членах). Рылеев поверил в решимость Каховского и испугался - несвоевременное цареубийство может провалить все планы общества. Рылеев вынужден был пойти на хитрость.

"Я наконец решился прибегнуть к чувствам его, - пишет Рылеев. - Мне несколько раз удалось помочь ему в его нуждах. Я заметил, что он всегда тем сильно трогался и искренно любил меня, почему я и сказал ему: "Любезный Каховский! Подумай хорошенько о своем намерении. Схватят тебя; схватят и меня, потому что ты у меня часто бывал. Я Общества не открою; но вспомни, что я отец семейства. За что ты хочешь погубить мою бедную жену и дочь?" - Каховский прослезился и сказал: "Ну, делать нечего. Ты убедил меня!" - "Дай же мне честное слово, - продолжал я, - что ты не исполнишь своего намерения". Он мне дал оное... В сентябре месяце он снова обратился к своему намерению и настоятельно требовал, чтобы я его представил членам Думы. Я решительно отказал ему в том и сказал, что я жестоко ошибся в нем и раскаиваюсь, приняв его в Общество. После сего мы расстались в сильном неудовольствии друг на друга".