История восстания декабристов
Расплата за "воздух свободы"
Алексеевский равелин
Многих декабристов заковывали в ручные и ножные кандалы. Многие попадали в такие страшные казематы с мокрицами, что одиночка Алексеевского равелина показалась бы им человеческим жильем...
Одноногий генерал Сукин, старый служака, относившийся ко всем заключенным с ровным и неизменным уважением, передал Рылеева плац-майору - полковнику Егору Михайловичу Подушкину, невысокому и плотному человеку с лицом застарелого пьяницы, и тот, завязав Рылееву глаза черным платком, повел его в Алексеевский равелин, где после тщательного обыска сдал его начальнику равелина майору Лилиенанкеру, дряхлому и тощему шведу. Швед отвел его в камеру № 17 и со словами "Божья милость всех нас спасет" запер дверь и удалился.
Алексеевский равелин - секретная тюрьма, предназначенная для наиболее важных преступников. Одноэтажное здание в виде треугольника, с крошечным садиком внутри: две березки, куст черной смородины, травка, дорожка для прогулок в несколько шагов... Окна большинства камер упираются в стену. Некоторые выходят на Неву, например, там, где находились сначала Пестель, а потом Лорер.
В камере - кровать с тюфяком, двумя подушками и шерстяным одеялом, стол, жесткий стул-кресло, деревянная кадка-параша. Печь топится из коридора. Через глазок в двери караульный может обозреть все небольшое пространство камеры, однако за печью есть темный уголок. Стены выкрашены желтой краской, потолок побелен - ремонт, как видно, был совсем недавно.
Кормили в Алексеевском равелине лучше, чем в "большой крепости", даже ложки были серебряные (однако ножи и вилки и здесь не полагались). Конечно, по особому распоряжению, любого арестанта в равелине могли посадить на хлеб и воду (как, например, Михаила Бестужева) .
У Рылеева здесь был обед из четырех-пяти блюд, разрешено было ему и вино виноградное.
В Алексеевском равелине сидели: в № 13 - Сергей Муравьев-Апостол, № 14 - Михаил Бестужев, № 15 - Николай Бестужев, № 16 - Александр Одоевский. № 17, где находился Рылеев, был крайний. Оболенский сидел здесь же в особой камере - "офицерской".
"Мало-помалу, - пишет Николай Бестужев, - мы с братом восстановили сношения посредством выдуманной им азбуки звуками в стену; мы объяснялись свободно. Я хотел переговорить с Рылеевым, но все мои попытки дать понятие о нашей азбуке Одоевскому, между нами сидевшему, были безуспешны... Это препятствие много повредило нашему делу".
За все семь месяцев заключения в равелине Рылееву удалось повидать только Николая Бестужева (не считая двенадцати очных ставок с декабристами в мае 1826 года в присутствии членов Следственной комиссии). Однажды Рылеев шел на прогулку; в тот миг, когда он проходил мимо камеры № 15, дверь ее отворилась - это ефрейтор выносил посуду. "Мы увидели друг друга, - вспоминает Бестужев, - этого довольно было, чтоб вытолкнуть ефрейтора, броситься друг другу на шею и поцеловаться после столь долгой разлуки. Такой случай был эпохою в Алексеевской равелине, где тайна и молчание, где подслушивание и надзор не отступают ни на минуту от несчастных жертв, заживо туда похороненных".
Утром в каждую камеру заходил Лилиенанкер, в зеленом сюртуке с красным воротом и такими же обшлагами. "Согнувшись, с заложенными за спину руками, - пишет Лорер, - с открытым ртом, где торчали еще два желтых огромных зуба, шел он прямо на вас, с единственным вопросом: "Как ваше здоровье?" - и, не дожидаясь никакого ответа, выходил".
Он приносил Рылееву нумерованную бумагу, "вопросные пункты" Следственной комиссии.