История восстания декабристов

Хроника событий восстания 14 декабря 1825 года

Рылеев в поисках диктатора Трубецкого

В первые мгновения Рылеев поверил в самый счастливый исход дела, -- что вот сейчас со всех сторон начнут появляться революционные полки - Измайловский, Финляндский, Гренадерский, Гвардейский экипаж... Что Трубецкой выйдет перед фронтом и отдаст нужные приказания... Поэтому, слагая с себя всякую роль руководителя, Рылеев решает слиться с солдатской массой, стать солдатом революции.

Может быть, вспомнился ему пример Дмитрия Донского, вставшего в ряды пеших ратников во время Куликовской битвы...

Но время шло. Трубецкого не было. Уже начали появляться полки, верные императору. У манежа Конной гвардии были выстроены семеновцы. У дома князя Лобанова - кавалергарды. Батальон павловских гренадер у Крюкова канала запер Галерную улицу. Рота преображенцев блокировала Исаакиевский мост, соединявший Сенатскую площадь с Васильевским островом.

Около часу дня московцы ружейным огнем отбили атаку Конной гвардии.

Биографы Рылеева писали всегда, что он пробыл на Сенатской площади чуть ли не первые только минуты восстания, а потом то ли отправился разыскивать Трубецкого, то ли просто исчез неизвестно куда. Тщательное изучение источников дает совсем другую картину.

Рылеев решил, что необходимо поторопить лейб-гренадеров, и отправился к ним в казармы. На пути ему встретился Корнилович, который сказал, что Сутгоф со своей ротой уже идет на площадь. Рылеев вернулся и снова встал в солдатский строй.

Залпы московцев услышаны были в казармах Гвардейского экипажа. Петр Бестужев закричал: "Ребята! что вы стоите? Слышите стрельбу? Это наших бьют!" Николай Бестужев скомандовал: "За мной! На площадь!" - и побежал впереди экипажа, - он увлек около 1100 матросов. В это же время 1-я фузелерная рота лейб-гренадеров под командой Сутгофа перешла Неву, прорвала строй конногвардейцев и примкнула к московцам, которые встретили их громким "ура!". На Исаакиевском мосту уже стояли три с половиной роты Финляндского полка, ожидающие команды идти на соединение с восставшими. Гвардейский экипаж прорвал заслон павловцев на Галерной улице, вышел на площадь и встал колонной к атаке между московцами и строящимся Исаакиевским собором.

"Когда я пришел на площадь с гвардейским экипажем, уже было поздно, - пишет Н. Бестужев. - Рылеев приветствовал меня первым целованием свободы и после некоторых объяснений отвел меня в сторону и сказал:

- Предсказание наше сбывается, последние минуты наши близки, но это минуты нашей свободы: мы дышали ею, и я охотно отдаю за них жизнь свою.

Это были последние слова Рылеева, которые мне были сказаны".

Рылеев до прибытия Бестужева с моряками видел, как собирались вокруг площади толпы народа, как рабочие, строившие Исаакиевский собор, кидали поленья в свиту царя. Московцы дали залп по подъехавшему Николаю I ("Пули просвистели мне чрез голову, - говорит он в своих записках, - и, к счастию, никого из нас не ранило").

Рылеев участвовал в отбитии первой атаки конногвардейцев. Он видел, как в Милорадовича, подскакавшего на лошади к каре и пытавшегося уговорить солдат разойтись, выстрелил Каховский, - лошадь понесла смертельно раненного генерала прочь... Это было около 12 часов дня. В начале второго часа дня перед московцами появилась пышная духовная делегация - митрополиты Серафим и Евгений, одетые в бархат, в митрах, с поднятыми крестами, - их сопровождали два дьякона в расшитых золотом парчовых стихарях. Серафим повел речь о законности присяги Николаю, о ненужности и греховности братоубийства... "Какой ты митрополит, - кричали ему солдаты, - когда на двух неделях двум императорам присягнул... Ты изменник, ты дезертир... Не верим вам, подите прочь!.. Это дело не ваше: мы знаем, что делаем". Каховский потребовал, чтобы митрополит покинул площадь. "Христианин ли ты? Поцелуй хотя крест", - сказал Серафим. Каховский поцеловал крест.

В это время послышались возгласы "ура!" - это с Невы шли лейб-гренадеры, а с Галерной - моряки. Митрополиты бросились бежать, карета их осталась возле Невы, там была свалка - лейб-гренадеры пробивались сквозь заслон.

Трубецкого все не было.

И Рылеев не выдержал: он бросился за угол Сената, па Английскую набережную - в дом Лавалей, где жил Трубецкой. Окна кабинета Трубецкого выходят на Неву - ему видно, должно быть, что через Неву перешли лейб-гренадеры, что на мосту стоит Финляндский полк; не может он не слышать - это ведь в двух шагах! - выстрелов, шума, криков... Оказалось, что Трубецкого нет дома...

Рылеев вернулся на площадь.